— Она не отвечает за брата, — сдержанно возразила Мэри-Элизабет. — И я ничего дурного не могу сказать о герцоге Аларике, кроме того, что он везде и всюду демонстрирует свое могущество, может быть больше, чем этого требует благоразумие. Но он тоже не виноват в том, что родился Дерини, как и леди Бронвин. И если не герцог, то кто еще может сейчас помочь королю Гвиннеда?
— Мэри-Элизабет, ты что, защищаешь его? — воскликнула Агнес. — Да это же чуть ли не богохульство!
— Это и есть богохульство! — подхватила Марта. — Это еще и похуже, это попахивает изменой и…
Бронвин наслушалась достаточно. Почувствовав боль под ложечкой, она повернулась и быстро пошла вдоль террасы обратно и вскоре спустилась по ступеням в отдаленный уголок сада.
Что-то такое всегда случается. Она могла бы прожить недели, даже месяцы, не вспоминая об этом черном пятне — своем происхождении.
А потом, когда она уже стала бы забывать о том, что связывает ее с Дерини, когда почувствовала бы, что ее принимают за то, что она есть, а не за какую-то проклятую ведьму, случай вроде сегодняшнего все равно произошел бы. Кто-то всегда будет помнить об этом и не упустит случая, чтобы представить все в дурном свете, словно быть Дерини — нечто позорное, нечистое. Почему люди так жестоки?
«Люди!» — подумала она с тоскливой улыбкой. Теперь уже она сама пользовалась теми самыми словами — «мы» и «они». И так было всякий раз, когда она получала неожиданный удар, подобный сегодняшнему.
Но почему это случилось в первый же день? Ничего дурного нет в том, что кто-то родился Дерини, что бы там ни говорила церковь. Как заметила Мэри-Элизабет, никто не выбирает, кем ему родиться. И потом, Бронвин никогда не пользовалась своими силами.
Ну, или почти никогда.
Она нахмурилась, подойдя к часовне, где была похоронена ее мать, сложив руки на груди и поеживаясь от прохладного ветерка.
Конечно, порой ей приходилось пользоваться своими силами, чтобы обострить слух, зрение, обоняние, если в этом была нужда. А однажды она разговаривала на расстоянии с Кевином; тогда оба они были еще слишком юны, и удовольствие, получаемое от запретного действия, было сильнее страха наказания.
Иногда она приманивала птиц, чтобы покормить их с руки, — но этого уж точно никто не видел.
Но что в такой магии дурного? Как они могут видеть в этом что-то сатанинское? Они завидуют — только и всего!
Поставив наконец на этом точку, она вдруг увидела на тропинке напротив себя высокую фигуру. Седые волосы и серый камзол подсказали ей, что это архитектор Риммель. Когда она подошла ближе, он сделал шаг в сторону, давая ей пройти, и отвесил глубокий поклон.
— Миледи, — произнес он, едва Бронвин поравнялась с ним.
Она чуть кивнула ему и молча пошла дальше.
— Миледи, могу ли я сказать вам несколько слов? — проговорил Риммель, сделав несколько шагов следом за ней и вновь отвесив поклон, когда Бронвин обернулась.
— Конечно. Вы — мастер Риммель, не так ли?
— Да, миледи, — нервно ответил архитектор. — Я хотел узнать, понравился ли вашей светлости дворец в Кирле. У меня не было возможности спросить об этом раньше, но мне бы хотелось знать ваше мнение, пока еще в проект можно внести изменения.
Бронвин улыбнулась и доброжелательно кивнула.
— Спасибо, Риммель. Разумеется, я очень вам благодарна. Может быть, мы посмотрим ваш проект завтра, если вы не возражаете. Я не думаю, что захочу что-то изменить, но мне будет очень интересно ознакомиться с ним получше.
— Ваша светлость очень добры, — произнес Риммель, кланяясь вновь; он сиял от радости — Бронвин говорит с ним.
— Могу ли… могу ли я сопровождать вас? Становится холодно, и сумерки у нас в Кульде наступают рано.
— Нет, спасибо, — ответила Бронвин, покачав головой и раскинув в стороны руки, как будто радуясь прохладе. — Я иду на могилу моей матери и хотела бы побыть там одна, если вы не возражаете.
— Разумеется, — понимающе кивнул Риммель. — Не желает ли ваша светлость воспользоваться моим плащом? В часовне в это время года сыро, а ваше платье прекрасно подходит для солнечного дня, но плохая защита в холоде склепа.
— О, спасибо вам, Риммель, — сказала Бронвин с улыбкой, когда он накинул серый плащ ей на плечи. — Я попрошу одного из моих слуг вернуть его вам сегодня же вечером.
— Не к спеху, миледи. — Риммель отступил и галантно поклонился. — Всего доброго.
Бронвин продолжала спускаться по тропинке, укутавшись в плащ Риммеля; он некоторое время пристально смотрел ей вслед, а потом повернулся и пошел в другую сторону. Подойдя к ступеням террасы, он увидел спускающегося Кевина.
Кевин был чисто выбрит, его каштановые волосы были гладко уложены, и он уже сменил утренний охотничий костюм на короткую коричневую куртку; на левое его плечо был наброшен плед мак-лайновских цветов. Позванивая шпорами начищенных сапог, он наконец спустился и, заметив Риммеля, остановился, приветствуя его.
— Риммель, я посмотрел этот план, который вы дали мне утром. Вы можете, если хотите, пройти в мои комнаты и забрать его. По-моему, вы поработали великолепно.
— Благодарю вас, милорд.
Немного помолчав, Кевин спросил:
— Риммель, не видели вы, случаем, леди Бронвин? Я нигде не могу ее найти.
— Думаю, вы найдете ее на могиле матери, — ответил Риммель. — Я только что ее встретил, она направлялась туда. Да, я дал ей свой плащ. Надеюсь, вы ничего не подумаете.
— Нет, конечно, — ответил Кевин, дружески похлопав Риммеля по плечу. — Благодарю вас.
Сделав прощальный жест, Кевин исчез за поворотом дорожки, а Риммель направился в комнаты своего господина.
Он размышлял о том, что ему теперь предпринять. Открытое нападение на очаровательного юного лорда было исключено. Да и сам он не какой-нибудь разбойник. Но он был влюблен.
Сегодня утром Риммель несколько часов толковал с местными горожанами о своем горе, не называя, однако, имени Бронвин. Горцы, живущие на границе Коннаита и дикой Меары, иногда высказывали довольно странные суждения о том, как можно добиться женской любви.
Риммелю плохо верилось, к примеру, что достаточно приколоть пучок колокольчиков или ромашек к дверям Бронвин и семь раз сказать: «Аве», чтобы заслужить ее благосклонность. Или, скажем, положить Кевину на тарелку жабу. Он просто сделает выговор своим слугам, чтобы были поаккуратнее.
Но многие говорили Риммелю, что если он вправду хочет добиться любви этой леди, то есть здесь одна старая вдова, живущая в горах, по имени Бетана, которая помогает обезумевшим от любви молодым людям. Если Риммель возьмет с собой побольше провизии и немного золота — Бетана может его выручить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
